​«Создать аналог Аркаима»: интервью с пермским археологом Михаилом Перескоковым

Прошел ровно год с начала раскопок на территории завода им. Шпагина, месте строительства новой Пермской галереи. Михаил Львович, расскажите, как была выстроена работа, как археологи соседствовали со строителями?

– Это был глобальный проект. Он длился почти полгода, раскопки проходили преимущественно зимой. Исследования дали очень интересный материал и несколько неожиданных открытий. В первую очередь это обнаружение сохранившихся участков Соликамского тракта (первой дороги, которая соединяла Егошихинский медеплавильный завод с Мотовилихинским заводом), а также большое количество других построек разного назначения.

Этот участок памятника уникален, поскольку культурные слои там так называемые «мокрые», то есть них большая обводненность из-за высоких грунтовых вод. В этих условиях очень хорошо сохраняются органические материалы, такие как дерево, береста, кожа, вплоть до тканей, что и позволило получить значительную коллекцию археологических предметов.

На этой площадке исследовали участок Соликамского бревенчатого тракта XVIII века. У вас в группе было сообщение, что его уничтожили. Как это случилось?

– Вообще, археология – это специфическая наука, которая объект своего исследования уничтожает в процессе изучения: раскоп один раз выкопали – и все, и больше там ничего не остается. Как ни крути, но его больше не будет. Мы все фиксируем максимально подробно и качественно: зарисовываем, фотографируем, используем фотограмметрию, создаем трехмерные модели.

В данном случае на площадке строится проект федерального значения – новое здание художественной галереи, которое очень нужно городу. Да, есть варианты, когда происходит музеефикация объектов, и есть хорошие примеры таких решений у нас в стране: историко-архитектурный и художественный музей-заповедник «Остров-град «Свияжск», к примеру. Но в случае с Соликамским трактом такого политического решения не было принято.

То есть, в принципе, варианты сохранения находок есть, но все зависит от ситуации?

– Да, но тут есть много нюансов на самом деле. Во-первых, надо понимать, зачем мы это хотим сохранить. Это не памятник Ленину, который поставили, и он стоит себе в любых условиях, хотя так же периодически требует реставрации. С фрагментом Соликамского тракта ситуация принципиально другая: как только мы нашли его, дерево сразу начало разрушаться. Оно сохранилось под землей благодаря специфическому набору факторов, но во время раскопок эти факторы изменяются.

Если есть цель музеефикации таких объектов, то нужна специальная подготовка, особая обработка, огромное количество мероприятий только для того, чтобы это все сохранить, и соответствующее финансирование. В противном случае объект разрушится сам по себе от условий окружающей среды.

Конечно, хотелось бы, чтобы подобный объект в Пермском крае появился. Но, опять же, простой пример: есть музей в Хохловке, где для сохранения памятников деревянного зодчества постоянно работают реставраторы. Это постоянный процесс. А с археологическим деревом все гораздо сложнее.

Какие артефакты с раскопок на территории завода им. Шпагина сохранились? Что с ними сейчас?

– Артефакты, найденные на раскопках, сейчас находятся у нас в университете, идет процесс обработки. Он длительный, далеко не все еще закончено. Какую-то часть, которая прошла процесс консервации и реставрации, мы выставляли на презентации. К примеру, большую коллекцию кожаной обуви. Но перед тем, как ее показать людям, несколько месяцев с ней работали очень тщательно.

С ней работают студенты или профессионалы?

– С ней работают реставраторы, так как тут очень все непросто.

Студенты могут разрушить артефакты?

– Студенты разрушат точно (смеется – прим. редакции) . Конечно, привлекать их надо и учить работать с коллекциями, но необходимо и очень хорошо контролировать весь процесс.

Случалось ли такое, что в результате раскопок обнаруживаются настолько ценные артефакты, что строительство на этом месте запрещается?

– Прецеденты есть, но не в Прикамье. Здесь принципиально важно понимать, зачем останавливать. То есть ценные артефакты мы все равно достанем, они останутся, будут в музеях, дай бог, будут в экспозициях стоять, и все смогут на них посмотреть.

Здесь вопрос в том, чтобы объект культурного наследия, памятник археологии не пострадал, не был разрушен, уничтожен при строительстве. Для этого разрабатывается раздел проектной документации о сохранении объектов культурного наследия. Она проходит государственную экспертизу. И, в соответствии с этим, дальше проводятся нужные мероприятия.

Изучение памятника – это тоже его сохранение. Если ученые исследовали объект в соответствии с методикой, выяснили все, что было возможно, то нет оснований препятствовать стройке. У археологов нет задачи помешать строительству, развитию экономики и так далее. Соответственно, и у строителей, которые ответственно подходят к своим обязанностям по сохранению культурного наследия, тоже нет задачи мешать археологам. Тут механизм вполне себе выработан.

То есть, грубо говоря, задокументировали, сфотографировали – и достаточно?

– Не только, вариантов несколько. Есть тот же вариант музеефикации, о котором мы уже с вами говорили. Но важно понимать, что и зачем мы музеефицируем. Для чего? Чтобы это стало центром общественного притяжения? Или же просто ради сохранения объекта? Но это будет пустой тратой денег из бюджета.

Давайте посмотрим на европейский опыт. Конечно, странам Европы в определенной степени повезло, там больше использовали камень, который сохраняется лучше дерева. Многие исторические объекты хорошо сохранились, они в основном расположены в городах, становятся центрами культурного притяжения, рекреационными зонами и так далее. Здесь есть логика, она понятна и дает возможность объекты развивать дальше. Не просто вкладывать деньги, а получать от этого отдачу.

В Пермском крае есть объекты с таким потенциалом?

– Да, есть места, которые хоть сейчас музеефицируй, создавай инфраструктуру, и туда поедут люди. Это станет действительно значимыми объектами историко-культурного туризма. К примеру, Гляденовское костище и одноименное городище недалеко от Перми.

В 2021 году пермские археологи представили губернатору проекты по сохранению объектов истории. Какие предположения тогда были выдвинуты? Что сделано в этом направлении за прошедшее время?

– Год был такой, что думали о другом. В принципе, никуда не делись ни предложения, ни идеи, в том числе и касающиеся музеефикации. С инспекцией по охране объектов культурного наследия эти варианты мы проговаривали неоднократно.

Гляденовское костище и городище находятся около аэропорта Большое Савино. Это был культурный, производственный и, скорее всего, политический центр нашей территории на протяжении тысячи лет. Что важно, объект в прямом доступе, очень просто туда добраться. В прошлом году отмечали 125-летие со дня открытия и начала его исследования. Гляденово, при грамотном подходе, вполне может стать аналогом Аркаима.

В регионе много лет работала государственная программа, в рамках которой финансировались охранные раскопки разрушающихся памятников, но, к сожалению, ее свернули. Хотя в рамках этих исследований был получен очень значительный и ценный материал, в том числе и на том же Гляденовском костище, которое, к сожалению, регулярно грабится «черными копателями». Такая же ситуация и на многих других археологических памятниках.

То есть они могут там спокойно копать?

– Ну, они особо не стесняются. И я не видел ни одной новости, что возбудили уголовные дела и кому-то дали реальный срок, хотя, с точки зрения закона, это возможно.

Насколько остро стоит проблема незаконных раскопок? Стало хуже за последние годы или, наоборот, ситуация улучшается?

– Стало хуже за последние лет десять, в связи с доступностью металлодетекторов. До этого очень мощная волна грабительских раскопок прошлась в конце 2000-х годов.

Они уничтожали эти артефакты?

– Почему уничтожали? Они их продавали частным коллекционерам, ну, или работали под заказ. Имена некоторых из заказчиков и исполнителей ни для кого не секрет. Компетентные органы все это прекрасно знают.

Участники экспедиции проводят публичные презентации археологических находок. Много ли людей их посещает? Замечаете ли вы увеличение интереса к истории?

– Такой формат презентации был, пожалуй, впервые, именно для широкой публики. Народу было много, люди разные абсолютно. Я думаю, будь более широкая медийная огласка, то посетителей было бы еще больше. Но главное, у нас нет хороших площадок для такого рода материалов, даже в краеведческом музее нет больших площадей. К сожалению.

Сейчас есть свои планы у университета. Не буду торопить время и преждевременно раскрывать детали. Но дай Бог, все получится, потому что, конечно, есть что показать. У нас хранится много интересных артефактов, найденных Камской археологической экспедицией с 1947 года.

А планируете какие-то еще презентации, как на заводе Шпагина?

– Планируем, планируем. В принципе, это делать надо, мы это прекрасно понимаем и стараемся в меру своих возможностей.

Есть ли интересные события последнего сезона, о которых еще широко не сообщалось?

– Летом мы закончили большой грантовый проект при поддержке Российского научного фонда «Ранний железный век и эпоха Великого переселения народов в Приуралье: адаптация, миграция и культурная трансформация в изменяющейся природной среде». Он был направлен на палеоэкологическую реконструкцию окружающей среды, на изучение хозяйства, приспособления и адаптации населения, жившего на территории нынешнего Пермского края в раннем железном веке и раннем Средневековье. Проект был совместный с коллегами из других российских научных центров, а также исследователями из Геттингенского университета в Германии. По болотным отложениям была реконструирована история растительности и динамика климата за последние восемь тысяч лет. По сути дела, впервые удалось на материале доказать, что земледелие в Прикамье появилось не позже, чем в середине первого тысячелетия до нашей эры. В целом получилась реконструкция развития хозяйства, образ жизни и, самое главное, окружающей среды этого периода. Так что теперь мы гораздо больше знаем о наших предках. Например, почему они ушли с территории окрестностей современной Перми на рубеже 5-6 вв. н.э.

И почему?

– Из-за экологических проблем, вызванных климатическими изменениями, произошедшими с середины IV века до конца V века. Подтопление пойменных территорий, которые были основным ресурсом для скотоводства, заставило людей уйти. Представьте, цветущие луга, где коровки пасутся, потихоньку-потихоньку превращаются в болото, где квакают жабы, а коровки тонут, и есть им становится нечего. В результате население гляденовской культуры, на рубеже V-VI веков полностью с этой территории уходит за окрестности современной Перми на юго-восток, в Сылвенско-Ильинское поречье и на север и северо-запад; на территорию современного проживания коми-пермяков. Собственно, кем они, впоследствии, и стали. Этническая карта Прикамья как раз в тот период сложилась, очевидно, благодаря этим событиям.